И спустя несколько секунд пролетом ниже раздался мужской голос, полный праведного возмущения:

— Не, а чё, я не прав, что ли?!

Я даже не знаю, как на это можно ответить…

— Михась — зло, — прыснув и переглянувшись с Даном, прокомментировала Солнцева, убирая ключи от своей квартиры в любимый рюкзак. — Не выспавшийся Михась — зло вдвойне! Ладно, топаем!

Я только головой покачала, понимая, что не привыкну к подобному никогда. Но Никита, словно прочитавший мои мысли, вдруг переплел наши пальцы, утягивая меня за собой к лестнице, усмехаясь.

— Со временем привыкнешь.

Может быть он, конечно, и прав… но только есть ли у меня оно, то самое время?

Чем больше я об этом думала, тем больше портилось мое настроение. Мне хватило всего лишь короткого спуска, чтобы уже на подземной парковке ощутить чувство легкой паники. Я понимала — совсем скоро что-то будет. Но что именно?

Расставание Солнцевой и Дана выглядело трогательно. У серебристого паркетника они о чем-то шептались, обнимаясь, но одного взгляда хватало, чтобы понять — Аня чем-то подавлена. И даже ободряющие слова парня ее, по всей видимости, не успокаивали.

Я машинально передернула плечами, подходя к знакомой машине с эмблемой летучей мыши. День сегодня обещал быть неприятным со всех сторон…

Приоткрытая задняя дверца передо мной внезапно захлопнулась. Удивленно моргнув, я посмотрела на Аверина, не понимая, что на него вдруг нашло.

— В чем дело? — без долгих хождений вокруг да около, просто спросил парень.

Я только тихо вздохнула, обнимая его за талию, уткнувшись носом в прохладную кожу куртки на его плече. И призналась, хоть и с неохотой:

— Домой не хочу. Меня… ну, домашний арест — минимум, что мне светит.

С негромким смешком Никита меня обнял, крепче прижимая к себе.

— Глупое Золотко. Возвращаться тебе не обязательно. Тебе есть куда пойти. И я не шучу.

— Сам ты глупый, — легонько пихнула его в живот, ни капли не обидевшись. И снова полезла обниматься. — Я знаю, но… Не будем об этом, ладно? По крайней мере, пока.

— Как скажешь.

Он сдержал свое слово — за все время занятий в университете утренний разговор не повторился ни разу. Аверин вообще молчал по большей части. Как и мы. Все перемены проходили одинаково: со звонком Аня откидывалась спиной на стену и, прикрыв глаза, о чем-то размышляла, вращая в руках механический карандаш. На вопросы одногруппников она просто не реагировала и даже огрызнулась пару раз, причем не в привычной для себя, достаточно грубой манере.

От нее быстро отстали, напрочь растеряв всякое желание впредь приближаться к расстроенной оторве. Ее не трогал даже Никита. В перерывах между пар он просто пересаживался ко мне и ложился на лавочке, вытянув ноги в проход и пристроив голову на моих коленях, напрочь игнорируя недовольный взгляд Натальи.

Я же рассеяно перебирала мягкие пряди его волос, чувствую себя ничуть не лучше Солнцевой. Не знаю, в чем причина ее печалей, но у меня душа практически разрывалась. Я не хотела возвращаться домой. И в тоже время боялась неопределенности будущего.

А еще, больше всего на свете я боялась быть брошенной. Конечно, Никита и Аня никогда не давали повода в них усомниться, они были единственными из всех, кто мне помог, кто увидел меня настоящую сквозь глупую оболочку капризной богатенькой девочки.

Я доверяла им, как никому. И все же… А что, если всё это не всерьез? Они предлагают мне помощь, но если потом они откажутся от своих слов? Все-таки бабушка не последний человек, у нее есть связи и возможности значительно усложнить жизнь неугодным ей людям. Что если они испугаются и, в конце концов, сдадутся? Я прекрасно понимала — без помощи мне не обойтись…

Но настолько ли я им дорога, чтобы они решились пойти до конца?

И правильно ли я поступлю, перечеркнув все отношения с человеком, который вместо собственной матери всю жизнь меня воспитывал и заботился, кормил, поил, одевал и ухаживал?

Ответов не было.

В итоге, после занятий я выходила из здания университета совсем потерянной. Естественно, не я одна — настроение Солнцевой за это время не изменилось ни на йоту. Она даже не вопросы куратора, задержавшего нас после последней пары, не отвечала, за нее говорил Аверин. Но стоило нам только выйти на крыльцо…

Как эта ненормальная с диким визгом понеслась по ступеням!

Я примерно подозревала, на чье появление она могла так отреагировать. Но рыжее чудовище снова сломало мой мозг, бегом влетев в объятия незнакомого мужчины, стоящего возле огромного белоснежного джипа, припаркованного прямо напротив крыльца.

— Э-э-э…

— По твоему лицу читается не самый тактичный из вопросов, — приобняв меня за талию, ухмыльнулся Никита, приветственно махнув рукой Дану, выбравшемуся из внедорожника. Блондин откровенно посмеивался над реакцией Солнцевой, выдавая зачинщика непонятного для меня сюрприза с головой.

— Это который?! — возмущенно посмотрела я на него. Я ничего такого даже подумать не успела!

— М-м-м. Сколько же у нее всего мужиков, например?

— Неа, — сложив руки на груди, я тихо хмыкнула. — Ты опоздал. Этим вопросом я задалась еще вчера, во время разгона банды байкеров, устроивших лежбище на ее диване!

— Он не байкер, — рассмеявшись, пояснил Никита, пока я рассматривала издалека улыбающегося мужчину, павшего жертвой приветственных обнимашек подпрыгивающей на месте рыжей. — Он ее дядя. Они редко видятся. Обычно в годовщину смерти ее матери.

— А, так вот почему Аня… — детали головоломки встали на место, лишний раз доказав мне, что я почти ничего не знаю об этих людях. И от подобного известия я даже растерялась как-то. — Я не знала…

— Она не любит об этом распространяться, — пожал плечами Никита, легонько укачивая меня в своих руках. — Не самое приятное из воспоминаний. К тому же, Кирилл здесь всего на несколько часов. Ночью уже улетает.

— То есть ты тоже знал об этом и ничего не сказал? — посмотрела я на него с возмущением, теперь разгадав поведение Дана за завтраком. — Ну Ни-и-ик… Нельзя же так, ты ее сегодня видел? Она же сама не своя была!

— Зато посмотри, сколько теперь радости, — с усмешкой кивнул парень в сторону троицы, обосновавшейся возле внедорожника.

М-да, бегая вокруг собственного дяди, пытаясь шлепнуть его ладонью пониже спины, под наблюдением смеющегося Дана… ну да, наверное, это можно назвать радостью! Впрочем, когда это Солнцева проявляла свои эмоции обычным, привычным для людей способом?

Мужчине было около сорока лет, но выглядел он молодо, внушительно и солидно. В дорогом кашемировом пальто, в начищенных до блеска туфлях, на такой машине — он явно не был простым смертным. И к среднему классу точно не принадлежал. Раньше я его никогда не видела, благо внешность у него приятная, запоминающаяся: темные, густые, чуть вьющиеся волосы почти до плеч, тонкие черты лица, заметные скулы и мягкая улыбка. Но больше всего запоминалось, как он себя держал. Как человек, знающий себе цену, самостоятельно добившейся в этой жизни если не всего, то многого.